Культурный концепт как многомерное ментально-вербальное образование, включающее в себя как минимум три ряда составляющих: понятийную, образную и телесно-знаковую (Ляпин 1997: 18), обретает статус объекта лингвистического анализа именно благодаря последней, присутствие которой в его семантике отделяет лингвокультурологическое понимание концепта от логического, математического и семиотического.

  Собственно языковой, внутрисистемный момент в семантике культурного концепта отмечается практически всеми исследователями лингвокультурологической ориентации, более того, высказывается мысль о том, что его полное семантическое описание складывается из описаний синтагматических и парадигматических связей слова-имени концепта (Никитина 1991: 118) и состоит во включении этого слова «в некоторый смысловой ряд, определяющий, в частности, наборы … синонимов и антонимов» (Лотман 1994: 420), а «семиотическая плотность» – наличие у него большого числа синонимов – признается концептологически значимой характеристикой (Карасик 1996: 4). Знаковая, лингвистическая природа культурного концепта предполагает его закрепленность за определенными вербальными средствами реализации, совокупность которых составляет план выражения соответствующего лексико-семантического поля, построенного вокруг доминанты (ядра), представленной именем концепта (слово-термином). Имя концепта – это главным образом слово, а в случае многозначности последнего – один из его лексико-семантических вариантов (ЛСВ) (Москвин 2000: 138).

  Совокупность имманентных характеристик, определяющих место языковой единицы в лексико-грамматической системе еще от Ф.Соссюра получила название «значимости» (valeur) (Сюссюр 1977: 113–114, 146–148) или, в другом переводе, «ценности» (Соссюр 1998: 78-80, 111–113), исследовать её свойства женевский лингвист призывает не только по «оси одновременности», в синхронии, но и по «оси последовательности», в диахронии (Соссюр 1977: 114; 1998: 80), последняя ось в случае значимостной составляющей культурного концепта раскрывается, очевидно, как «этимологическая память слова» (Апресян 1995, Т.2: 170), фиксирующая эволюцию внутренней формы лексической единицы, путь её «этимона».

  В случае многозначности имени культурного концепта значимостная составляющая последнего в синхронии описывается прежде всего через внутрипарадигматическую «равнозначность» и «разнозначность» ЛСВ этого имени: отношения синонимии и омонимии в границах соответствующей словарной статьи; в число значимостных характеристик концепта входит также, очевидно, соотношение частеречных реализаций его имени, его словообразовательная продуктивность. В принципе, значимостными являются и прагмастилистические свойства лексико-грамматических единиц, поскольку они реализуются исключительно на фоне синонимического ряда.

  Настоящее – это «следствие прошлого», и поэтому вполне оправдан и закономерен интерес исследователей синхронного состояния языка к фактам диахронии, определяющим направление «семантической деривации» (Зализняк 2001) и в «снятом виде» присутствующим в семантике слова в форме его «культурной памяти» (Бабаева 1998; Яковлева 1998).

  Представления о счастье как о душевном состоянии, отличном от благополучных жизненных обстоятельств, в истории культуры относительно новы; первоначально счастливым считался человек, которому покровительствуют боги, отсюда – eydaimonia – «благая судьба» (Кессиди 1983: 32). С распадом мифологического мышления происходит десакрализация мифилогемы «судьба», место «даймона» – божества занимает «тюхе» – «случай, попадание», и «благая судьба» превращается в «эвтихию» – «благоприятный случай», «везение», «удачу», в то, что несет в себе уже обезличенная фортуна. Семантически, протагонистом эвтихии является человек, на долю которого выпадает удача, а субъектом – наблюдатель, выносящий оценку благоприятности внешних жизненных обстоятельств протагониста. «Благая судьба» и «благоприятный случай» превращаются в собственно представления о счастье лишь с совпадением «протагониста» и «наблюдателя» в одном лице, что дает субъекту возможность интроспекции и рефлексии – выносить оценку «положения дел» вне себя и судить о своей эмоциональной реакции на неё внутри себя. Таким образом счастье как оценка человеком «успешности» собственной судьбы концептуально и хронологически производно от удачи. Вообще же, следует заметить, что в эволюции концепта «счастье» последовательно прослеживается субъективизация и перемещение вовнутрь «локуса контроля»: изначально счастье – это судьба, рок, затем это случай, везенье – нечто сугубо внешнее и не зависящее от человека, и, наконец, это «деятельность души в полноте добродетели» (Аристотель), а быть или не быть добродетельным зависит исключительно от воли человека, и в этом смысле – каждый кузнец своего счастья.

  Судя по данным этимологических источников, happiness в английском языке восходит к среднеанглийскому (13 в.) happ – “chance, good luck”, откуда happy – “prosperous” (14 в.), которое лишь в 16 в. приняло значение “content” (English Etymology 1996: 209-210; Webster’s New World 1995: 635-636). Happ, в свою очередь, восходит к индоевропейскому корню kobb-, отправляющему к сгибанию – магическому действию, связанному с будущим (Маковский 1999: 162).

  В современной концептуальной формуле счастья как переживания удовлетворенности человека «жизнью в целом» (Татаркевич 1981: 42; Аргайл 1990: 42), т. е. своею судьбой и предназначением, более или менее четко выделяются такие семантические компоненты, как 1) объективный – внешние жизненные обстоятельства, и 2) субъективный – их оценка субъектом с точки зрения соответствия его магистральным жизненным установкам. В свою очередь в этой оценке выделяются собственно аксиологический, рациональный момент («хорошо»-«плохо») и момент её эмоционального переживания («радость»-«горе»). Cоответственно, в лексических реализациях этого концепта могут вербализовываться как внутреннее, субъективное переживание счастья, ранжируемое по степени интенсивности от удовлетворения до эйфории, так и внешние, соматические и поведенческие его проявления (умиротворенность, веселье, ликование, восторг и пр.). Как свидетельствуют лексикографические наблюдения, отдельные компоненты «формулы счастья» гипостазируются не только в частеречных реализациях его имени, но и внутри словарного описания соответствующего ЛСВ в форме семантических множителей (признаков), отправляющих к «источникам счастья», которые служат организующим началом фелицитарных концепций, по которым «пробегает» культурный концепт в ходе своего становления в национальной концептосфере (См.: Воркачев 2002: 34).

  Семантическое представление концепта «счастье» в английской лексикографии ориентировано преимущественно на прилагательное; в некоторых словарях статья happiness вовсе отсутствует – «имя счастья» приводится статье happy как производное (Cobuild 1995: 767; Webster’s New World 1995: 636), в других – оно описывается через прилагательное: happiness – the state of being happy (Longman 2000: 648; Longman Culture 1998: 600; Active 1983: 278), the feeling of being happy (Cambridge Learner’s 2001: 303). Там же, где happiness получает самостоятельное словарное толкование, у него выделяются три основных значения: 1) с пометой obsolete и archaic good fortune, good luck, prosperity; 2) a state of well-being and contentment, of pleasurable content of mind; a pleasurable satisfaction, the enjoyment of pleasure without pain etc.; 3) felicity, aptness, suitability, fortuitous elegance, unstudied grace etc. (Webster’s Collegiate: 521; Oxford 1933: 79; Webster’s 1972: 825; New Comprehensive 1982: 573; Webster’s 1993: 1031), причем порядок представления этих значений в словарной статье в зависимо-сти от принципа её формирования может быть историческим (good luck-contentment-appropriateness) либо частотным (contentment-good luck-appropriateness).

  В словарных описаниях счастья-душевного состояния (счастья-блаженства) присутствуют лексемы, отправляющие к определенным фелицитарным концепциям. Прежде всего, это гедоническая концепция, сводящая счастье к совокупности телесных либо интеллектуальных наслаждений: the enjoyment of pleasure without pain (Webster’s 1972: 825); (Oxford 1933: 79); the pleasurable experience (New Comprehensive 1982: 573; New Standard 1963: 1113); dominantly agreeable emotion ranging in value from mere contentment to deep and intense joy in living, and by a natural desire for its continuation; a pleasurable or enjoyable experience (Webster’s 1993: 1031). Здесь можно усмотреть также присутствие концепций счастья как обладания благом (эвдемонической) и счастья как исполнения желаний (достижения) (the state of pleasurable content of mind, which results from success or attainment of what is considered good – Oxford 1933: 79; the pleasurable experience that springs from possession of good or the gratification of desires – New Comprehensive 1982: 573; New Standard 1963: 1113), а также концепцию контраста, ставящую ощущение счастья в зависимость от несчастья (relief from pain or evil – New Standard 1963: 1113). И лишь в единственном случае счастье получает телеологически-смысловую интерпретацию реализации призвания человека и бескорыстного служения идеалу: happiness is a subjective condition resulting, in moral agents, not from the possession of something, as commonly supposed, but from the free, full, unimpeled use of the powers in unselfish service (New Standard 1963: 1113).

  В качестве отличительных признаков счастья как эмоционального состояния отмечаются относительное постоянство (relative permanence – Webster’s 1993: 1031; a state of being, more or less permanent – New Standard 1963: 1113), стремление к его сохранению и продолжению (a natural desire for its continuation – Webster’s 1993: 1031), а также ориентация на высшие духовные ценности (a large measure or the full complement of satisfaction, especially of the higher intellectual or moral kind – New Standard 1963: 1113).

  Адъективная форма happy является базовой при лексикографическом описании лексем, производных от корня happ-, а словарная статья happy наиболее объёмна и детализирована практически во всех толковых словарях английского языка. Количество выделяемых ЛСВ достигает десятка (Longman 2000: 648), из которых только три напрямую коррелируют со значениями существительного happiness: 1) feeling/enjoying pleasure and contentment/satisfaction (Longman 2000: 648; Cobuild 1995: 767; Longman Culture 1998: 600; American English 2000: 396); 2) favoured/characterized by (good) luck or fortune, fortunate (Webster's Collegiate: 521; Heritage; Collins 2000: 538; Longman Culture 1998: 600); 3) exactly appropriate to the occasion, notably/especially well adapted or fitting, suitable, felicitous (Webster’s New World 1995: 636; Longman Culture 1998: 600; Webster's Collegiate: 521; Heritage).

  В ЛСВ happy, тем или иным образом соотносимых со значением счастья-душевного состояния, где присутствуют и личностность и магистральность этой эмоции (См.: Апресян 1979: 197), преимущественно вербализуются семантические компоненты «формулы счастья», образующей фрейм соответствующего концепта.

  По определению, счастье-душевное состояние могут испытывать лишь существа (реальные или воображаемые), наделенные «душой», т. е. сознанием: He’s probably the only truly happy man I’ve ever known, he thought (S. Sheldon); My happy father died / When sad distress reduced the children’s meal (W. Wordsworth); Sweet sleep Angel mild, / Hover o’er my happy child (W. Blake); The angels, not half so happy in Heaven, / Went envying her and me (E. A. Poe); Apart from happy Ghosts, that gather flowers / Of blissful quiet ‘mid unfading bowers (W. Wordsworth); There lie the happy Dead from trouble free (G. Crabbe); Then am I / A happy fly, / If I live, / Or if I die (W. Blake).

  Способность прилагательного happy определять имена неодушевленных предметов является в некоторых случаях результатом прозопопеи (олицетворения) – приписывания этим предметам человеческой психики: Ah, happy, happy boughts! that cannot shed / Your leaves, nor ever bid the Spring adieu (J. Keats); Merry, Merry Sparrow / Under leaves so green / A happy Blossom / Sees you swift as arrow / Seek your cradle narrow / Near my Bosоm (W. Blake). В других случаях это может быть синекдоха – отождествление души с её предполагаемым местонахождением: Come, gentle god of soft desire, / Come and possess my happy breast (A. Pope); My poor forsaken Child, if I / For once could have thee close to me, / With happy heart I then would die (W. Wordsworth). Либо же happy здесь определяет свой «внутренний объект» – судьбу (lot, dole etc.) или душевное состояние (mood): ‘Tis not through envy of thy happy lot, / But being too happy in thine happiness (J. Keats); In happier mood the stockdove claps his wing (J. Clare).

  Однако чаще всего здесь имеет место языковая метафора – перенос имени эмоции на причину её возникновения (события, отношения, ситуацию), на способ её манифестации и на обстоятельства (время и место), при которых субъект её испытывал или испытывает (a happy time, place, occasion etc. is one that makes you feel happy – Longman 2000: 648): What object are the fountains / Of thy happy strain (P. B. Shelley); Most happy letters fram’d by skilful trade, / With which that happy name was first design’d... (E. Spenser); It seemed to Elizabeth that the few happy memories of her childhood had been here (S. Sheldon); As he knells, knells, knells, / In a happy Runic rhyme (E. A. Poe); And I wrote my happy songs, / Every child may joy to hear (W. Blake); Harken that happy shout – the school-house door / Is open thrown (J. Clare); What happy moments did I count! (W. Wordsworth); Before his death / You say that he saw many happy years? (W. Wordsworth); I do at length descry the happy shore (E. Spenser); Great summer sun, great summer sun, / Turn back to the never-never / Cloud-cuckoo, happy, far-off land (G. Barker); The happy highways where I went / And cannot come again (A. E. Housman).

  Языковые представления о счастье-блаженстве в целом скорее психологизированы и преимущественно ориентированы на эмоционально-чувственный момент «формулы счастья»: ощущение удовольствия, переживание и проявление удовлетворения, радости по поводу чего-либо конкретного или жизни вообще – someone who is happy has feeling of pleasure, usually because something nice has happened or because they feel satisfied with their life (Cobuild 1995: 767).

  Словарные значения happy передают значение «удовлетворения жизнью в целом» в «абсолютном употреблении», т. е. в ситуации отсутствия в контексте указаний на конкретную причину-источник положительной эмоции: And because I am happy, and dance, and sing, / They think they have done me no injury (W. Blake); She’s happy here, is happy there, / She is uneasy every where (W. Wordsworth); Laugh a lot so that he can see how happy you are (S. Sheldon); She is happy in her new life (S. Sheldon).

  При указании на конкретный повод к удовлетворению, радости, веселью и пр. happy передаёт значение соответствующей конкретной эмоции и становится в один ряд с прилагательными pleased, glad, contented, satisfied, delighted, joyous, merry, cheerful etc.: And I am happy when I sing (W. Wordsworth); Happy for the coroner’s invitation – he had never been so lucky before – Edmund took the elevator and went to the hospital cafeteria for a while, still trying to recover (K. S. Anderson); I am happy to say that our efforts are finally coming to fruition (S. Sheldon).

  Happy в конструкции с инфинитивом, аналогично русскому «рад», функционирует как формула вежливости и передает готовность говорящего оказать услугу или сделать любезность собеседнику, (Сobuild 1995: 767; Longman Culture 1998: 6000; Collins 2000: 538; American English 2000: 396): I’m always happy to cooperate with (S. Sheldon); We will be happy to make the arrangements (S. Sheldon); “Sure, always happy to do my duty”, the man said, and tucked the card into his shirt pocket (K. S. Anderson).

  Happy в конструкции с предложным (with, about) дополнением передает удовлетворение и отсутствие беспокойства по поводу какой-либо ситуации (Сobuild 1995: 767; Longman 2000: 648; Cambridge Learner’s 2001: 303): Are you happy with your new car?; If your are not happy about repair, go back and complain.

  В области несвободного синтаксиса happy входит в состав немалого числа фразеологизмов, где его значение тем или иным образом может ассоциироваться и со значением счастья-блаженства: happy event – «рождение ребенка или свадьба», happy love – «взаимная любовь», happy ending – «счастливый конец», happy medium/mean – «золотая середина», happy warrior – «неутомимый борец», happy hour – «время дня, когда товары отпускаются по льготной цене», happy family – «животные и птицы разных пород, мирно живущие в одной клетке, happy days – 1) «смесь пива с элем»; 2) «публичный дом», happy dispatch – «харакири» и пр. Happy Hunting Ground – 1) рай в представлении американских индейцев; 2) «доходное место» (Collins 2000: 538). Happy-go-lucky – «беспечный, бесшабашный, беззаботный» (carefree or easy-going - Collins 2000: 538): In his bachelor days he had been a happy-go-lucky Roman without a care in the world, a Don Giovanni who was the envy of half the males in Italy (S. Sheldon). Not a happy bunny (BrE) и not a happy camper (AmE) – «человек, который чем-то весьма огорчен: The dog is sick, Jessie sprained her ankle, and the car won’t start – I am not a happy camper (Longman 2000: 648; American English 2000: 396).

  Ощущение счастья эмфатизируется в сравнительных оборотах happy as the day is long, as a king, as a sandboy, as a bird on the tree, as a lark, as a clam, as a pig in muck etc.

  Как составная часть сложного слова, -happy отправляет к эйфории, восторгу, энтузиазму, одержимости, опьянению и безответственности (characterized by a dazed irresponsible state – a punch-happy prizefighter; impulsively or obsessively quick to use something – trigger-happy; enthusiastic to the point of obsession – a nation... education-conscious and statistic-happy – Webster’s Collegiate: 521; intoxicated, or irresponsibly quick to action, as intoxicated: slap-happy – Webster’s New World 1995: 636).

  И, наконец, happy функционирует в составе глагольной перифразы to make happy, заменившей в современном языке вышедшие из употребления глаголы to felicitate и to beatify: I’m getting married to a wonderful woman. We’ll make each other happy. Very happy (S. Sheldon); Henry sincerely loved her and went out of his way to make her happy (S. Sheldon); The Sun does arise / And make happy the skies (W. Blake).

  Наречие happily образуется от всех трех значений прилагательного happy, соотносимых со значениями имени happiness: “блаженство”, “удача”, “уместность”, с пометкой archaic оно функционирует аналогично поэтизму haply в значении by chance (Webster’s Collegiate: 521).

  В значении «счастье-блаженство» happily отправляет к способу (in a happy way/manner) переживания либо проявления (feeling or showing) этого чувства: This is where I belong, she thought happily (S. Sheldon); Pier said happily, “They are all old friends” (S. Sheldon); Each time he happily drifted back into his dreams (D. R. Koontz); The dog barked happily upon seeing him (K. J. Anderson). Аналогично happy в конструкции с инфинитивом, happily указавает на радостную готовность субъекта оказать какую-либо услугу (very willingly – Longman 2000: 648): They happily gave up their secrets to him (S. Sheldon); Ivo had happily agreed (S. Sheldon).

  Относительно значения happily в функции вводного слова (sentence adverb) мнения лексикографических источников расходятся: happily здесь рассматривается как производное от happy = lucky, fortunate (Longman 2000: 648; Longman Culture 1998: 600; Active 1983: 278) и как производное от happy = glad, contented: You can add happily to a statement to indicate that you are glad that something happened (Cobuild 1995: 767). Как представляется, противопоставление «объективного» и «субъективного» моментов в семантике happy здесь снимается в пользу холической общеаксиологической оценки («хорошо»), дополняемой указаниями на ожидавшийся ранее отрицательный исход ситуации пропозиции: Happily, his neck injuries were not serious; Happily, the accident was not serious; Happily, the operation was a complete success.

  Наличие семантических и/или этимологических дублетов, воплощающих «разноименность» культурных концептов (См.: Воркачев 2002: 103), представляет собой, видимо, обязательный атрибут любого развитого естественного языка: amor и caritas (лат.), eudemonia и makaria (др.-греч.), «знать» и «ведать» и пр. Не составляет в этом отношении исключения и английский язык, в котором концепт счастья продублирован дважды: семантически – производными от исконно германских корней happ- и bliss-, и этимологически – производными от заимствованных романских корней beati- и felici-.

  Родовым именем (generic term) культурного концепта «счастье» – наиболее широкозначным и наименее стилистически маркированным – является happiness (Webster’s Synonyms 1984: 390). Оно же на фоне всех прочих дублетов наиболее ориентировано на объективный момент счастья – благополучие, в то время как blessedness, bliss, felicity и beatitude ориентированы скорее на его субъективный момент – блаженство.

  Blessedness, образованное от blessed – причастия от глагола to bless «благославлять, наделять благом», предполагает благосклонность распорядителя наших судеб (implies a feeling of being highly favored, especially by the Supreme Being – Webster’s Synonyms 1984: 390), отправляет к переживанию высшей, духовной радости, и, как и все производные от глагола to bless, функционирует также и в религиозном дискурсе: Thrice blest whose lives are faithful prayers, / Whose loves in higher love endure; / What souls possess themselves so pure, / Or is there blessedness like theirs? (A. Tennyson). Bliss выступает как своего рода интенсив субъективной составляющей счастья (perfect/complete/extreme happiness, heavenly rаpture, the ecstasy of salvation, spiritual joy): One bliss I cannot leave behind: / I’ll take – my – precious – wife! (O. W. Holmes); They flash upon that inward eye / Which is the bliss of solitude (W. Wordsworth).

  Интенсивами по отношению к happiness являются также beatitude (perfect/supreme blessedness or happiness, utmost bliss) и felicity (great/intense happiness): A sense of deep beatitude – strange sweet foretaste of Nirvana (M. Beerbohm); We may fancy in the happy mother’s breast a feeling somewhat akin to that angelic felicity, that joy which angels feel in heaven for a sinner repentant (W. Thackeray). Beatitude непосредственно связано с евангельским текстом и отправляет «ублажениям/блаженствам» Нагорной проповеди (the pronouncements in the Sermon on the Mount, which begin “Blessed are the poor in spirit” – Webster’s New World 1995: 124).

  Beatific и felicitous – в современном языке слова книжно-литературные и малоупотребительные (formal and rare), чего нельзя сказать о прилагательных blessed и blissful.

  Blessed [blesid] в функции определения имени лица означает «святой», «блаженный», «достойный поклонения», «пользующийся благосклонностью Господа» (holy, favoured by God, revered, a title applied to a person who has been beatified): Blessed are the peacemakers; the Blessed Virgin, the Blessed Trinity; Bright be the place of thy soul! / No lovelier spirit than thine / E’er burst from its mortal control, / In the orbs of the blessed to shine (G. Byron). Blessed [blest] with в применении в лицу означает «наделенный особым качеством или умением» (Cobuild 1995: 164). В функции определения имени предмета blessed [blesid] отправляет к источнику блаженства (bringing happiness) и передает благодарность говорящего за нечто, что он рассматривает как чудо (Cobuild 1995: 164): Come, blessed barrier between day and day (W. Wordsworth); And from the blessed power that rolls / About, below, above, / We’ll frame the measure of our souls: / They shall be tune to love (W. Wordsworth).

  Blessed [blest] может также функционировать как эмфатизатор, заменяя damned: I’m blessed if I know; I don’t have a blessed dime.

  Blissful выступает как интенсив blessed и happy (The song began from Jove; / Who left his blissful seat above – J. Dryden), а также употребляется во фразеологизме blissful ignorance «блаженное неведение».

  Что касается антонимической парадигмы happiness/happy, то на уровне словообразования, как представляется, имеет место семантическая симметрия практически всех ЛСВ этих лексем: happy – unhappy 1) unfortunate, unlucky; 2) joyless, miserable, disconsolate; 3) infelicitous, inappropriate. Значение unfortunate, unlucky передает также в поэтической речи образованная от hap лексема hapless: And the hapless Soldier’s sigh, / Runs in blood down Palace walls (W. Wordsworth).

  Таким образом, исследование значимостной, внутрисистемной составляющей концепта happiness показывает, что историческая семантика, воплощенная в его «этимологической памяти», в определенной мере отражается на распределении ЛСВ и частеречных реализаций имени этого концепта, а также на лексикографической фиксации фелицитарных концепций.

 Литература